Гаврила Державин

Июнь 2006 г.

В Петербурге, в сквере перед Александринским театром стоит памятник Екатерине II. Острословы рассказывают, что бронзовые фигуры екатерининских вельмож вокруг пьедестала разными способами дают понять размеры своих достоинств. Один только Державин виновато разводит руками. А над ними возвышается императрица с лукавой улыбкой и скипетром-эталоном в царственных руках.

Все сподвижники Екатерины были очень талантливы от мала до велика. В первые годы царствования Екатерины был очень популярен Григорий Орлов. Это был великий государственный ум. Он одной рукой поднимал тяжёлую придворную карету. Брат Григория Орлова Алексей был блестящий дипломат. Он одной рукой мог удержать на месте четвёрку лошадей.

Всё-таки удержать своего влияния при дворе он не мог, и вскоре его власть перешла к Потёмкину. Последним орлёнышем был граф Зубов, прославившийся тем, что никакими талантами не обладал.

– Это у нас фамильное! – говорил не без надменности молодой орлёныш. – Мы, Зубовы, выше таланта!

[...]

И еще был один орёл, судьба которого была весьма печальна, – он писал оды. Питаясь мертвечиной, сей орёл жил долго и кончил дни свои почти трагически – министром народного просвещения. Имя этого орла, иногда парившего под облаками, иногда пресмыкавшегося по земле, было Державин.

Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

Как-то так вышло, что с именем Державина нам довелось встречаться несколько чаще, чем требует того элементарное знакомство с русской литературой. То в Карелию поедем – глядишь, Гаврила Романович уж и водопад Кивач воспел. То вдруг в Тамбов занесет – а он и здесь губернатором побывал. Ходишь по Басманной, в дом дяди Александра Сергеевича зайдешь – так и тут без Державина никуда... То по любимой когда-то Фонтанке пойдёшь-прошвырнёшься – и дом-музей поэта неподалеку.

Пожалуй, в этот-то музей мы и направимся.

Музей-усадьба Г. Р. Державина
Санкт-Петербург, наб. реки Фонтанки, 118
Телефон: (812) 713-07-17
Сайт: www.museumpushkin.ru

Особняк этот Гаврила Романович приобрёл уже будучи секретарём императрицы Екатерины II, и о его пути к этой должности вполне можно порассуждать, прогуливаясь по залам музея.

Между прочим, особняк Державина был построен по проекту действительно интереснейшего архитектора екатерининской эпохи Николая Львова, который к тому же приходился Державину свояком: они были женаты на сёстрах Дьяковых. После смерти родителей юные Львовы воспитывались в доме своего дяди Державина. Еще одним свояком Державину и Львову приходился Василий Капнист, также оставивший заметный след в русской литературе того времени.

Музей Державина на Фонтанке, кстати, относительно новый, он распахнул свои двери лишь в 2003 году, до этого во дворце вельможи екатерининских времен находились коммунальные квартиры, поэтому от подлинного убранства не сохранилось практически ничего. Впрочем, это отнюдь не помешает нам поразмышлять о временах «просвещённого абсолютизма».

* * *

Как известно, Екатерина II взошла на престол в результате дворцового переворота.

Ранним утром 28 июня 1762 года, пока Пётр III находился в Ораниенбауме, Екатерина в сопровождении братьев Орловых приехала из Петергофа в Санкт-Петербург, где ей присягнули на верность гвардейские части. Пётр III, осознав безнадёжность сопротивления, на следующий день отрёкся от престола, после чего был взят под стражу и через некоторое время отошел в мир иной в Ропшинском дворце под Петербургом. По официальной версии, причиной смерти стал "приступ геморроидальных коликов"...

В это время в Петербурге обретался мушкетёр гвардии рядовой Гаврила Державин. Дела у него шли плохо.

Мелкопоместный дворянин из богом забытого села под Казанью, он рано лишился отца, мать его погрязла в бесконечных тяжбах с соседями, да и молодой провинциал пристрастился к картишкам... В общем, как и полагается настоящему мушкетёру, он умел вкусно есть, сладко спать, махать шпагой и в перерывах писал стихи. Разумеется, ни одно из этих занятий не приносило ему денег, а соответствовать высокому званию гвардейца как-то надо было.

Как на грех, перед самым переворотом у Державина украли ротные деньги. Из-под подушки. Во всяком случае, так он позже в своей биографии рассказывал. Чтобы как-то свести концы с концами, Державин переводится в гвардейцы кардинала в роту голштинцев, охраняющих его величество. Вырядившись в немецкую форму, он уже направился в Ораниенбаум, когда по дороге узнал, что Пётр III в его услугах больше не нуждается.

Так и участвовал он в событиях 1762 года в форме голштинского пехотинца...

Судьба оказалась благосклонной к начинающему поэту. Доберись он до Ораниенбаума днём раньше, вряд ли ему удалось бы остаться в Преображенском полку. Но – обошлось. Он дослужился до офицерских чинов, участвовал в подавлении Пугачёвского восстания, не прекращая при этом литературных экзерсисов. С удивительной способностью оказываться в нужное время в нужном месте Державин и тут пришелся ко двору...

* * *

Среди причастных к восшествию немецкой принцессы на русский престол была и княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Она удивительным образом оказалась в числе матерей отцов-основателей российской академической словесности. Дело было так:

Однажды я гуляла с императрицей по Царскосельскому саду. Речь зашла о красоте и богатстве русского языка. Я выразила моё удивление, почему государыня, способная оценить его достоинство и сама писатель, никогда не думала об основании Российской академии. Я заметила, что нужны только правила и хороший словарь, чтобы поставить наш язык в независимое положение от иностранных слов и выражений, не имеющих ни энергии, ни силы, свойственных нашему слову.
– Я и сама удивляюсь, – сказала Екатерина, – почему эта мысль до сих пор не приведена в исполнение. Подобное учреждение для усовершенствования русского языка часто занимало меня, и я уже отдала приказание относительно его.

Екатерина Дашкова «Записки»

30 сентября 1783 года Екатерина II издала указ «Об учреждении Российской Академии» для изучения филологических и других гуманитарных наук. Ее президентом стала Дашкова.

Здесь надо отметить, что в Петербурге уже действовала Академия, основанная ещё Петром I. Её президентом был гетман Разумовский, чьим бесспорным достоинством было родство с Алексеем, фаворитом Елизаветы Петровны. В 18 лет Кирилл Разумовский получил шокировавшее учёный мир назначение президентом Петербургской академии наук «в рассуждение усмотренной в нём особливой способности и приобретённого в науках искусства». Фактически управление академией при Разумовском осуществляли директора. И, между прочим, как раз в это же время директором Петербургской Академии наук была княгиня Дашкова. Зачем императрице надо было городить огород из нескольких академий, сложно сказать. Наверное, ей тоже хотелось немного побыть матерью-основательницей российской науки.

Петербургская академия наук на Васильевском острове
Фото из интернета

Первоначально заседания новоявленных академиков проводились как раз в конференц-зале "старой" академии, той самой, что всегда размещалась на Васильевском острове. Еще одним местом встреч академиков было загородное имение княгини Дашковой "Кирьяново", названное в честь святых Кира и Иоанна. Именно в день их тезоименитства Екатерина II узурпировала власть взошла на престол, вот Дашкова и подсуетилась, назвав свою усадьбу "правильным" именем.

Усадьба Кирьяново
Фото из интернета

В доме директора Петербургской академии наук княгини Екатерины Романовны Дашковой 18 ноября 1783 года состоялось одно из первых заседаний недавно созданной Российской академии, на котором присутствовали Державин, Фонвизин, митрополит Гавриил и другие. Обсуждался проект полного толкового славяно-российского словаря, знаменитого впоследствии 6-томного «Словаря Академии Российской».

Академики уже было собирались расходиться по домам, когда Екатерина Романовна спросила у присутствующих, сможет ли кто-нибудь написать слово «ёлка». Академики решили, что княгиня шутит, но та, написав произнесённое ею слово «іолка», спросила: «Правомерно ли изображать один звук двумя буквами?» Заметив, что «выговоры сии уже введены обычаем, которому, когда он не противоречит здравому рассудку, всячески последовать надлежит», Дашкова предложила использовать новую букву «ё» «для выражения слов и выговоров, с сего согласия начинающихся, как матіорый, іолка, іож, іол».

Доводы Дашковой показались убедительными, и буква «ё» получила официальное признание. Наверное, это единственная буква русского алфавита, имеющая свой исторически установленный день рождения.

В конце концов Академией было приобретено собственное здание, на берегу Фонтанки за Обуховским мостом. По образцу древнегреческой Академии Платона при здании был разбит ботанический сад с теплицами. По какому-то удивительному совпадению Академия Российская расположилась рядом с усадьбой Державина (её современный адрес – Фонтанка, 112).

Фонтанка, 112
Фото из интернета

Немного забежав в будущее, заметим, что Павел I не простил Дашковой участия в свержении Петра Третьего. Он удалил ее от двора, а Российскую Академию закрыл. Впрочем, не надолго. После убийства Павла для её размещения на Васильевском острове построили новое здание.

Здание на 1-й линии В.О., 52
Там сейчас располагается филологический факультет Пединститута.
Фото из интернета

А Николай I со свойственным ему прямолинейным мышлением не понял, зачем нужен весь этот балаган с двумя академиями, и присоединил Российскую Академию к Петербургской.

* * *

Здесь мы отвлечемся от Дашковой и проблем языкознания и посмотрим на эпоху царствования Екатерины под несколько другим углом. Как оценили итоги правления императрицы потомки? Разумеется, Екатерину II немедленно нарекли «Великой»! Шутка ли, Крым-то стал нашим!

Императрица выработала "Наказ", в котором депутатам предлагалось выработать законы. Депутаты горячо принялись за дело с утра до ночи и наконец заявили:
– Кончили!
Обрадованная Екатерина спросила:
– Что сделали?
Депутаты заявили:
– Много сделали, Матушка-Государыня. Во-первых, постановили поднести тебе титул "Мудрая"...
Екатерина была изумлена.
– А законы?
– Законы?! Что ж законы. Законы не волк – в лес не убегут. А если убегут, тем лучше. Пусть живут волки и медведи по закону...
Подавив досаду, Екатерина спросила снова:
– Что ещё сделали?
– Постановили, Матушка-Государыня, поднести тебе ещё один титул: "Великая".
Екатерина нервно прервала их:
– А крепостное право уничтожили?
– Крепостное право! – ответили депутаты. – Зачем торопиться? Мужички подождут. Им что? Сыты, обуты, выпороты... Подождут.
– Что же вы сделали? Зачем вас созывали?
Депутаты важно погладили бороды.
– А сделали мы немало. Работали, Матушка-Государыня. И выработали.
– Что выработали?
– Выработали ещё один титул для тебя, матушка: "Мать отечества". Каково?

Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

Титульный лист-посвящение первого «Словаря Академии Российской»

Однако среди историков бытует мнение о чрезвычайном цинизме и лицемерии Екатерины II. При этом исключительно большую роль в её деятельности играла пропаганда.

Понятно, что основные усилия двора были нацелены на легитимизацию власти Екатерины, к которой она пришла в результате переворота. Но этого ей было мало. Екатерина в буквальном смысле требовала от своих подданных любви к Отечеству (и к "матушке-императрице", само собой). Для достижения этой цели она особо уповала на силу печатного слова. (Не здесь ли кроется особенная любовь к русскому языку, внезапно пробудившаяся в немецкой принцессе?) Если в середине XVIII века в России издавалось всего два журнала, во времена Екатерины их число возросло до двухсот! Императрица, горячо поддержав возникновение журнальной периодики, исходила из своего понимания её значения в деле пропаганды.

Она искренне верила, что сочинитель должен пылать "любовью к отечеству и государю". Она желала, чтобы все публицисты и литераторы поддерживали монархию и прославляли государственный строй России, закрывая глаза на его недостатки. Ну, если только не подмечая отдельные, свойственные обществу (но ни в коей мере не повелительнице). Основной тезис императрица сформировала на страницах своего собственного журнала "Всякая всячина":

Всякий честный согражданин признаться должен, что, может быть, никогда, нигде какое-то ни было правление не имело более попечения о своих подданных, как ныне здравствующая над нами монархия имеет о нас, в чем ей, насколько нам известно и из самых опытов доказывается, стараются подражать и главные правительства вообще.

И горе тому, кто не мог в этом признаться. Трагический опыт Новикова и Радищева тому подтверждением. А Державин не просто оказался в мейнстриме, он стал "лучшим учеником", чётко уловившим требования царицы к правильному печатному слогу. Произошло это следующим образом:

В 1781 году императрица Екатерина II написала (есть, впрочем, мнение, что написала не совсем сама – не настолько хорошо говорила она по-русски; поговаривают, что литературным негром императрицы был небезызвестный журналист Новиков, за что впоследствии и поплатился) – так вот, написала Екатерина для своего пятилетнего внука, великого князя Александра Павловича, сказку о царевиче Хлоре.

По сюжету этой сказки, сын киевского князя Хлор обладал удивительными способностями. Прознавший про это киргизский хан похитил мальчика и приказал тому отыскать розу без шипов. Царевич отправился с этим поручением. Ему встретилась дочь хана, веселая и любезная Фелица. Она всячески помогала мальчику в выполнении этого маленького, но ответственного поручения.

Наконец, они увидели перед собой крутую каменистую гору, на которой растёт роза без шипов (символ добродетели). С трудом взобравшись на гору, царевич сорвал этот цветок и поспешил к хану. Тот отослал его вместе с розой к киевскому князю. «Сей обрадовался столько приезду царевича и его успехам, что забыл всю тоску и печаль.... Здесь сказка кончится, а кто больше знает, тот другую скажет».

Эта сказка подала Державину мысль написать оду к Фелице (богине блаженства, по его объяснению этого имени): так как императрица любила забавные шутки, говорил он, то ода эта и была написана во вкусе ея.

«– Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Я прямо говорю правду в глаза, даже если она неприятна... Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь! – добавляет: – Простите мне мою разнузданность – вы великан! Светило!»

Евгений Шварц "Голый король"

В предисловии к посланию императрице Державин набирается храбрости и выпаливает:

Я не могу богам, не имеющим добродетели, приносить жертвы и никогда и для твоей хвалы не скрою моих мыслей: и сколь твоя власть ни велика, но если бы в сем мое сердце не согласовалось с моими устами, то б никакое награждение и никакие причины не вырвали б у меня ни слова к твоей похвале.

Но когда я тебя вижу с благородным жаром трудящуюся в исполнении твоей должности, приводящую в стыд государей, труда трепещущих и которых тягость короны угнетает; когда я тебя вижу разумными распоряжениями обогащающую твоих подданных; гордость неприятелей ногами попирающую, нам море отверзающую, и твоих храбрых воинов – споспешествующих твоим намерениям и твоему великому сердцу, все под власть Орла покоряющих; Россию – под твоей державою счастием управляющую, и наши корабли – Нептуна презирающих и досягающих мест, откуда солнце бег свой простирает: тогда, не спрашивая, нравится ль то Аполлону, моя Муза в жару меня предупреждает и тебя хвалит.

Княгиня Дашкова в своём порыве "поставить наш язык в независимое положение от иностранных слов и выражений" начала издание ежемесячного журнала «Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых российских писателей». Одой Державина "К Фелице" был открыт первый номер издания.

Стихотворение было напечатано под заглавием: "Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782."

Почитайте! Там в 26 строфах Державин источает такой елей, что приличному человеку было бы стыдно находиться и на месте автора, и на месте адресата. Но нет...

Державин был щедро одарён императрицей – она пожаловала ему золотую табакерку с пятью сотнями червонцев (большая по тем временам сумма!) и честь представления ей в Зимнем дворце. Вообще, это сочинение имело решительное влияние на всю дальнейшую судьбу поэта. Новая ода произвела много шуму при дворе и в петербургском обществе. Слава Державина утвердилась; в "Собеседнике" было опубликовано несколько посвящённых ему произведений, где Державина называли мурзою, арабским переводчиком и т.п.

Дела поэта резко пошли в гору. Он входит в число первых академиков создаваемой Академии наук, участвует в составлении первого толкового словаря. Получает назначения в губернаторы Олонецкого края, затем Тамбовским наместником. Наверное, мало кто из поэтов в истории может похвастаться столь оглушительным успехом своего вовремя написанного произведения!

Громадные успехи сделала литература. Все писали. Профессора, генералы, молодые офицеры сочиняли стихи и прозу. Лучшими русскими писателями были Вольтер и Жан-Жак Руссо. Лучшими русскими поэтами были Вергилий и Пиндар. Все остальные: Ломоносов, Сумароков, Фонвизин и другие – постоянно подражали им.

Самым выгодным ремеслом в литературе было писать оды. Этот благородный род поэзии не только хорошо кормил, одевал и обувал поэтов, но и в чины производил.

Одописцы блаженствовали, но и другие писатели процветали. Вообще всё процветало.

Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

В 1803 году Гаврила Романович отходит от государственных дел и полностью фокусируется на литературном поприще. И близость дома на Фонтанке к Академии опять играет ему на руку.

Члены Российской академии с давних пор установили между собой обычай собираться по вечерам и читать друг другу свои новые сочинения. Здесь в центре официальной литературной жизни неожиданно оказывается адмирал Александр Шишков. Выбранный еще в 1796 году в члены Российской академии, Шишков углубился в изучение церковно-славянского языка и очень скоро стал смотреть на себя как на авторитетнейшего представителя филологии (что, впрочем, было весьма далеко от правды). Ярый консерватор, он был недоволен всякими нововведениями, а их было много.

После короткой, но мрачной павловской эпохи наступило время, полное надежд и упований. Сам император Александр I стал во главе либерального движения и вселил в своих подданных уверенность в неизбежности коренных реформ. (Вскоре все эти "души прекрасные порывы" закончились аракчеевщиной и военными поселениями, но тогда об этом ещё ничего не знали).

На литературном небосклоне ярко загорается новая звезда. Интересно, что ею стал Николай Михайлович Карамзин, в биографии которого были схожие с Державиным моменты. И тот, и другой были выходцами из татарской знати, перешедшей в свое время на службу к русскому царю. Оба служили в Преображенском полку. Но на этом сходство их кончается, и начинаются различия.

Карамзин целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку современной ему эпохи. В качестве образца он использовал грамматику и синтаксис французского языка, по ходу вводя в русский язык множество новых слов («благотворительность», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «человечный»)...

Поэзия Карамзина кардинально отличалась от традиционной поэзии его времени, воспитанной на одах Ломоносова и Державина.

После европейского путешествия 1789–1790 годов Карамзин написал знаменитые «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала автора известным литератором. Некоторые филологи считают, что именно с этой книги ведёт свой отсчёт современная русская литература. Последовавшая за "Письмами" повесть "Бедная Лиза" лишь упрочила его славу.

Разумеется, переворот, совершенный в русском языке и литературе Карамзиным, встретил массу противников в лице фанатичных приверженцев старины. Во главе этой партии и встал пользовавшийся громадным влиянием адмирал Шишков.

«Он злобился против молодых администраторов, которые получили не русское воспитание; злобился против Карамзина, который не совсем благосклонно отнёсся к слогу прежних русских писателей, назвав его славяно-русским, и который только за слогом новейшим признал некоторую приятность; злобился на него и за новые идеи, которые им вносились в литературу...»

Для борьбы с ненавистными ему новшествами он основал в 1811 году официальное общество под именем «Беседы любителей русского слова», задумав сделать домашние чтения "академиков" публичными. Деятельным помощником в осуществлении этой идеи явился Державин, который предоставил в распоряжение нового общества обширную залу в своём доме, принял на себя все расходы и пожертвовал для его библиотеки значительное собрание книг.

В роскошном петербургском особняке Державина,
в большом двусветном зале проходят собрания
«Беседы любителей русского слова».

Первое заседание общества состоялось 14 марта 1811 года в обстановке чрезвычайно торжественной: здесь были почти все министры, члены Государственного Совета, сенаторы – в полной парадной форме. Газета "Северная почта" так писала о об этом событии:

"...Огромная зала, нарочно для сего устроенная песнопевцем Фелицы, собрание почетнейших мужей, сидевших за пространным столом, и стечение до двух сот особ обоего пола, избраннейших людей в городе, – представляли в сем случае весьма почтенное зрелище. (…) Главная цель сего общества состоит в том, чтобы посредством публичных чтений распространить круг любителей российской словесности (…), стараться об украшении слога, очищении оного от иностранных речений и правил, ему не свойственных".

Все последующие собрания "Беседы" отличались таким же официозом: посетители впускались по заранее разосланным билетам; приглашённые являлись в мундирах и орденах, дамы – в бальных платьях; в особенных случаях бывала и музыка с хорами. В действительные члены общества принимались только люди «солидного» возраста, занимавшие притом видное положение в служебной иерархии.

В.Л. Боровиковский «Портрет Г.Р. Державина»

Карамзина, Жуковского, Батюшкова, а затем и Пушкина кто-то брался учить правильному русскому языку. И если бы этот кто-то был Иван Андреевич Крылов или Анна Петровна Бунина (родственница Жуковского, а в потомстве – родня Ивана Бунина и Анны Ахматовой), так нет же, мэтром выступал адмирал Шишков, фигура полукомическая.

Мы со школы помним все эти его мокроступы, шаротыки, топталище, велелепие, которые, по искреннему убеждению адмирала, должны прийти на смену иноземным галошам, бильярдным киям, тротуару и величию, оскорбляющим слух русского человека.

Иван Толстой "Жареный гусь против "русской Глупости"

К обществу «истинных любителей русского слова», созданному адмиралом, принадлежали придворный поэт Державин, баснописец Крылов, переводчик «Илиады» Гнедич, знакомый нам со школьной скамьи Грибоедов, граф-графоман Хвостов, приятель Пушкина Кюхельбекер, а также менее известные широкому кругу читателей, но оставившие заметный след в литературной жизни того времени Катенин, Шаховской и др.

Всё, что было в тогдашней нашей литературе свежего и даровитого, держалось не только совсем в стороне от этого общества, но и примыкало к лагерю, прямо ей враждебному, – к известному кружку «Арзамас», в собраниях которого всячески потешались над "Беседой": называли её членов живыми покойниками и произносили им шутовские надгробные речи, сыпали на них пародиями и эпиграммами.

Пока был жив Державин, "Беседа" ещё могла кое-как существовать; со смертью его это мертворожденное общество, никому более не нужное, распалось само собой. Вместе с тем разрушился последний слабый оплот старинных классических преданий ломоносовского периода нашей литературы; новое направление, ею овладевшее и соединившее под своё знамя все выдающиеся литературные силы, исходило из «Арзамаса»: на смену старику Державину явился юноша Пушкин.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Статья под редакцией С.А. Венгерова

Илья Репин «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 г.»

Пушкин в своих воспоминаниях пишет:

Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались.

Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошёл в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: «Где, братец, здесь нужник?» Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и весёлостию.

Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож.

Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной.

Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом...

Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, когда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять... Меня искали, но не нашли...

Уже на современников сцена, когда патриарх литературы благословил 15-летнего лицеиста в свои преемники, произвела большое впечатление. В дальнейшем, когда раскрылся гений Пушкина, событие приобрело вид символической передачи творческой эстафеты от первого поэта XVIII века первому поэту XIX века.

Одобрение Державина произвело огромное влияние и на самого Пушкина. Он неоднократно возвращался к нему в своих произведениях, а в «Евгении Онегине» сказал своё знаменитое:

Впрочем, нам не удастся закончить наше короткое повествование на столь оптимистичной ноте. Дело в том, что в своём письме Антону Дельвигу в июне 1825 года Пушкин пишет такие строки:

По твоём отъезде перечёл я Державина всего, и вот моё окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии – ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы […] Что ж в нём: мысли, картины и движения истинно поэтические; читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника. Ей-богу, его гений думал по-татарски – а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведённый, изумит Европу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем об нём (не говоря уж о его министерстве). У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова – жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом...

Такой разворот во мнении гения русской поэзии не может не удивлять. Впрочем, если вспомнить, в чьём стане оказался Александр Сергеевич, всё становится на свои места. Несмотря на "благословление" Державина, своим "парнасским отцом" Пушкин всегда считал своего дядю, Василия Львовича, который и ввёл молодое дарование в круг "арзамасцев". И произошло это в самый разгар битвы "карамзистов" с "архаистами", как впоследствии назовут участников общества "Беседа" литературоведы.

Литературные баталии того времени ничуть не уступал нынешним интернет-срачам дискуссиям, а возможно и превосходили их. Борьба между обеими партиями обострилась до крайней степени; приверженцы Шишкова не останавливались ни перед какими средствами, чтобы вредить своим противникам: были пущены в ход доносы, клевета и карикатура. Но и карамзинисты не оставались в долгу. Орудиями борьбы "арзамасцев" служили пародия, меткая эпиграмма, колкая насмешка, ядовитая ирония. Словно в противовес официозу "Беседы" на всей жизни кружка лежал отпечаток шутовства и беззаботного веселья. (Об этом мы еще подробно поговорим в музее Василия Львовича Пушкина, что на Басманной улице в Москве, можете считать это анонсом!).

Даже на смертном одре настоящие "арзамасцы" не прекращали своей битвы с "архаистами". Пушкин так описывает кончину своего дяди:

«Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? Приезжаю к нему, нахожу его в забытьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: как скучны статьи Катенина! И более ни слова. Каково? Вот что значит умереть честным воином на щите, le cri de guerre a la bouche!» (с боевым кличем на устах!).

В общем, в нашем затянувшемся рассказе давно пора уже поставить точку. В качестве эпилога поделимся маленьким литературным открытием.

После смерти Пушкина в его бумагах было найдено странное стихотворение, в котором обычно иронически относящийся к себе поэт вдруг забирается на пьедестал и пафосно декламирует что-то вроде «Я вас любил, толпа...» Несмотря на то, что при жизни поэта это стихотворение нигде не публиковалось, в школьную программу оно почему-то вошло как «литературное завещание» Пушкина.

Однако всё может быть намного проще (и интереснее). В 1795 году Державин в поисках новых форм перерабатывает стихотворение Горация «К Мельпомене». Вот оно:

А вот текст Пушкина:

И вот, вспоминая истинное отношение Пушкина к Державину (читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника), понимаешь – Пушкин «перевёл» стихотворение Державина (а не Горация), сохранив при этом архаизмы и «выдержав строфу».

На этой ноте, пожалуй, можно и закончить наш долгий рассказ.

Хорошие книги – всегда в магазине Polonskybooks!

Об "арзамасцах" в Арзамасе, а также Большое Болдино;

Пушкинские места под Гатчиной;

Остафьево. Русский Парнас;

Бахчисарайский фонтан;

Аллегория осени. Царскосельские этюды;

Приютино. Парк Оленинского периода;

Лермонтовские Тарханы;

Тамань и Лермонтов;

Салтыков-Щедрин и Пошехонская старина;

Усадьба Блока в Шахматово;

Мелихово. Чехов;

Таганрог, город Чехова;

Музей Чехова в Ялте;

Абрамцево. Аленький цветочек;

Мастер и Маргарита. Булгаковская Москва;

Сергей Есенин. Рязань и Константиново;

Шуя и Владимир. 140 лет со дня рождения К.Д. Бальмонта;

Левитан, Островский и немного Сусанина;

Усадьба в Рождествено. Набоковские берега;

Набоков в Монтрё;

Давид Бурлюк и Сумы;

Гоголевские места Полтавщины;

Новгород-Северский и "Слово о полку Игореве";

Музей "Слова" в Преображенском монастыре, Ярославль;

Крестцы и "Мелкий бес" Федора Сологуба;

"Юнибакен", музей Астрид Линдгрен в Стокгольме;

Бейкер-стрит. Музей Шерлока Холмса;

Данте во Флоренции;

Эльсинор и Гамлет;

Все путешествия на сайте trassa.narod.ru